Deathwisher - [психо]toxic

Удар в лицо. Трещит кость.

Я смотрю на Снеговика и плюю в него окровавленным зубом.

– И это далеко не всё…

– Так, поднимайте этого подонка, и поехали!!! – орёт Крот. – Я машину вызвал, через минуту здесь будет! Я ЕГО СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ УБЬЮ, СЛЫШИТЕ?! Я ЕГО БАШКУ О СТЕНУ РАЗМОЖЖУ!!!

Крот подходит ко мне, поднимает руку с бычком, с твёрдым намерением затушить его о мой сенс.

– Тихо, тихо. – Успокаивает Крота Снеговик, но и его лицо окаменело. Овэдэшник же вообще с меня свинцового мрачного взгляда не спускает.

Кто-то хватает меня за руки, тянет вверх.

Вот.

Сейчас.

Тянучка со шлепком разлетается.

Сейчас всех уделаю к чёртовой матери, в крови искупаю…

Мгновение – я бью стоящего сзади мента локтем в живот, разворачиваюсь, и засаживаю ему ладонь, прямо под подбородок. Даже часть пальцев уходит в мягкую плоть. Глаза мента закатываются, он булькает, поднимает руки, стараясь перехватить мою кисть, его голова дёргается, с неё слетает шапка. Легкое движение пальцами, и я выхватываю из его шеи кусок мяса, отшвыриваю его, он шлёпается о землю.

Дальше!

Очень быстро.

Они все опять двигаются медленно, в отличие от меня.

Разворот, и я пинаю второго мента в живот ногой, он отлетает, падает на землю.

Неожиданно, рядом со мной материализуется овод. Скалит зубы, готовит убийственный удар, призванный расколоть мой череп на куски. Но пока он замахивается, я успеваю поднырнуть под его руку, отвести её и вцепиться ему в пах, запустить коготки в эту нежную, податливую плоть, и рвануть!!!

Я чувствую, как мои губы изгибаются в совершенно невменяемой усмешке.

Овод говорит:

– О-о-о….

Но я крепко его держу, он начинает оседать, а бритвенно-острые лезвия всё кромсают его гениталии, с сочным лопающимся звуком, и тут рука не выдерживает веса, поэтому отпускаю его, и он бухается оземь, беспрестанно причитая: «боже-боже-боже»

– Стоять!!! – орёт Снеговик. Я поворачиваю голову, замираю, мои руки в мерно капающей с лезвий крови.

Замедление.

У него в руках – блеск воронёной стали.

Просто кадр из Тарантино.

Вокруг меня один труп в луже крови, один полутруп, стонущий, держится за истерзанные яйца, по ногам растекается тёмное пятно, третий мент пытается встать, Крот оцепенел, я застыл, а Снеговик держит меня на мушке своего «макарова».

Крупными красивыми хлопьями падает снег. На тёмном фоне смотрится великолепно. Я стою в полуобороте и жду. Я в метре от ограждения, под нами – чёрная вода, лёд, и ни одна машина не тормозит.

Лицо Снеговика оправдывает свое название – оно белым-бело, похоже на морду оскалившегося бульдога..

Лицо Крота источает почти осязаемую ненависть.

А молодой мент напуган, он в ужасе косится на дергающегося в конвульсиях мусора, и на истекающего кровью рыжего овода.

По шоссе шаркают машины. Туда-сюда. Шварк, шварк – на нас летят маленькие комки грязи, а в снег вплавляются наши тени…

И Снеговик, бесконечно долго смотрит на меня, а я на него, в расширенный зрачок и узор радужки, и в моей голове ни одной осознанной мысли…

Пока он не стреляет.

Два раза.

Я вздрагиваю.

Боль наступит через три, две, одна…

У меня подламываются ноги, с противным чавканьем и пронизывающей болью.

Я смотрю на две рваных кровавых дыры в своих джинсах, из которых уже начало подтекать.

Эта сука прострелила мне ноги…

Поэтому я просто валюсь в лужу своей крови, бесконечно удивлённый…

Подъезжает машина. Я безмятежно смотрю в небо. Крот и молодой мент берут меня, Крот подмышки, а зелёный – за ноги, и тащат меня к машине, водитель уже открыл дверь. Снеговик держит меня на мушке всё это время.

Крот шепчет мне на ухо:

– Я лично буду наблюдать, как твои яйца и задницу буду поджаривать. Или как ты будешь обсираться от страха в газовой камере…

Он шепчет:

– Или я убью тебя раньше, я могу, у меня есть связи…

Он шепчет:

– Зря Снег тебя не прикончил.

Я молчу. Молчит и второй мент. Я наклоняю голову и смотрю на свои раны. А они зашвыривают меня в машину, головой вперёд, так, что я чуть не ломаю себе нафиг шею. Дверь захлопывается.

На переднее сиденье садится Снеговик, я это слышу. Но мне уже без разницы – я упиваюсь своей болью, невыносимой, оргазмической болью.

Я слышу, как Крот снаружи орёт:

– Я с тобой ещё поквитаюсь, ПАДЛА!! Я ТЕБЕ ХУЙ ОТОРВУ И В ГЛОТКУ ТЕБЕ ЗАСУНУ!!!!

Мы трогаемся, медленно – хоть мы и на набережной, но уже пробка. Мы едем в сторону Кремля, в центр.

Я лежу на спине, на изорванном жёстком дерьмантине и заливаю кровью диван. Сквозь маленькую решётку в бронированной панели, отделяющую отсек для преступников от салона, я вижу затылок водителя. Потом переворачиваюсь на живот и начинаю ковыряться лезвием указательного пальца в дверном замке, точнее, в панели. Мои когти могут перерезать даже мягкую сталь, что говорить о пластике и кожзаме, поэтому, я скоро отковыриваю пластмассовую панель и снимаю блокировку…

Вот. Мощный удар рукой, и дверь распахивается настежь. Скорость не такая большая, поэтому я, крича от боли в простреленных конечностях, цепляясь рукой за сиденье, подтягиваясь и воя, на скорости где-то километров 40 в час, вываливаюсь из машины… Слава Мессии, правый ряд, и я кубарем качусь по слякоти, вымазываясь в ней, и ощущение такое, будто мои ноги попали в мясорубку и их перемалывает, переламывает чудовищным винтом…

А ментовозка едет себе дальше…

Я всё ещё на набережной. С другой стороны шоссе – череда угрюмых правительственных зданий.

Стою на коленях на обочине, держу руку вверх, голосую…

Мессия, помоги мне.

Я не хочу умирать.

Я надеюсь, что я успею убраться отсюда раньше, чем они опять до меня доберутся.

Останавливается блестящий «Томогавк-2» – полноприводной мотоцикл со спаренными колёсами, жуткая зверюга, сверкает углепластиком и хромом. Реклама играет неоном на полированных боках.

Водитель весь в чёрной коже и со шлемом на голове. Шлем придаёт ему неземной вид, будто футуристический ангел смерти спустился на землю за мной, но я просто уже ничего не соображаю от потери крови. Он наклоняется ко мне, что-то говорит, но я не понимаю, что именно. Не думаю, рефлекторно, бью его рукой в живот, он сгибается пополам и заваливается на бок.

Вот так.

Я хватаюсь за бензобак «Томогавка» выпущенными когтями, царапая покрытие с противным звуком, подтягиваюсь, втягиваю себя на него, кричу, но продолжаю цепляться и подволакивать ноги. Наконец, забираюсь. Просто распластываюсь по нему. Из моего рта течёт кровь, много крови, я всё время её сплёвываю. Смотрю на светящиеся приборы мутным и двоящимся взглядом…